Предвосхищая конец и начало гражданского года, литургический год завершает один цикл и открывает другой. Наши солнечные лета, выстроенные на смерти и рождении солнца, получили печать христианства, утверждающего, что истинный свет, дающий жизнь человекам, – это Иисус Христос, Логос Божий, ставший плотью и рождённый в Вифлееме. Однако великий праздник рождения Христа – не космическое событие, навязанное нам с неизбежной необходимостью всего природного, а событие историческое, человеческое, предлагаемое Богом в беседе с нами, а потому требует от нас соответствующей подготовки. Вот почему литургический год опережает почти на месяц праздник пришествия Сына Божия в мир и торжественно открывается предварительным временем, как раз и называемым Адвентом. Одна из ключевых фраз этого времени – «Приготовьте путь Господу!». Господь в пути. А мы, с нетерпением ожидая Его пришествия, тоже отправляемся в дорогу, выходя Ему навстречу.
В христианском предании говорится о двух пришествиях Господа. Первое – это воплощение Слова Божия, рождение Иисуса, в котором Бог становится близким, являет своё присутствие; это рождение – основание нашей надежды. Бог уже находится среди нас, уже можно жить в общении с Ним. Но мы по-прежнему испытываем тяжесть и ограничения жизни. Посему мы пока ещё не живём в полноте, к которой тянется наше сердце. Скорее, это Бог во Христе Иисусе принимает участие в нашей ограниченности и в ней становится нашим спутником, таким образом давая нам возможность жить начатками того, чего мы стремимся достичь.
Второе пришествие, уже окончательное, – это то, которое говорит нам о конце света, о суде, о мгновении, когда Христос, Которого мы знаем в смиренном облике Его человечества – столь же хрупкого, как и наше – явится во всей своей славе, в силе победы над злом и смертью, в полноте света Воскресения. Все эти выражения, звучащие, быть может, немного избито, кажущиеся многим ходящим в церковь и не ходящим в неё странноватым церковным жаргоном – какой несут смысл, если он вообще в них есть?
Согласно одному старинному уже преданию, эти слова дают понимание о втором пришествии как о чём-то ужасающем, внушающем робость. Идея конца света наводит на мысли о катастрофах и ужасных несчастьях. Даже сегодня есть христиане, проявляющие недюжинный интерес к определению того, когда же свершится этот финал, связываемый ими с идеей всеобщего наказания. Также и идея суда понимается как нечто вызывающее панику. Достаточно вспомнить о поражающих величием своей силы и красоты изображениях Страшного суда в Сикстинской Капелле, творениях руки Микеланджело. Ответом на эти устрашающие изображения для многих становится отказ, выраженная незаинтересованность. Конец света не кажется им интересным (лучше уж заняться этим миром, доколе он есть, ведь, в конце концов, только он у нас и есть), вдобавок, они отвергают подобную религию страха, желающую, казалось бы, постоянно удерживать нас в чуждой духу эпохи инфантильности.
В действительности же, если в деталях обратить внимание на то, что не предания разных культур, а христианская весть говорит по этому поводу, то мы заметим, что ужасное и устрашающее не принадлежит к его нутру. Евангельские тексты, в первую очередь, говорят нам, что знать точно день и час невозможно, да и, кроме того, неважно. Идея конца света, на самом деле, связана с тем, что мы знаем и испытываем каждый день: как этот мир, так и сама жизнь ограниченны и конечны, и эта ограниченность проявляется весьма многими способами, и все мы можем это очень по-разному испытать. То есть, этот мир и эта жизнь — не окончательная реальность. Однако, в то же самое время, превыше этого, без сомнения, настоящего опыта мы можем испытать, что не только наша жизнь устремляется к окончательным реальностям (не будь так, мы даже не могли бы осознавать нашу ограниченность и конечность), но что и правда есть в человеческой жизни неодномоментные измерения, придающие ей ценности, существенности.
Поэтому Иисус, умолчав том, когда будет конец света (Он Сам утверждает, что не знает о нём – видимо, Его это не интересовало), тем не менее, говорит, как нам нужно жить, чтобы не пренебречь этими завершающими измерениями: необходимо не давать себя убаюкать заботе исключительно о преходящем, а напротив, не переставая ответственно подходить к жизненным нуждам (есть и пить, заниматься повседневными трудностями, улаживать разногласия), не возводить их в абсолют: ведь есть ценности и измерения и выше, и долговечней. Когда мы возводим в абсолют относительное, пища и питие, дозволенное наслаждение жизнью, улаживание неизбежных конфликтов – всё это обращается в «пирования и пьянство, сладострастие и распутство, ссоры и зависти», то есть, как говорит св. ап. Павел, в жизнь, проживаемую неблагочинно, недостойно. Вопреки этому, он увещевает нас бодрствовать, жить с открытыми глазами, сознательно или, что то же самое, с благочинным достоинством. Хорошо ли или плохо идут у нас дела, богатство и здоровье не полностью зависят от нас; хоть нужно и им уделять внимание – но в должной мере. Напротив, жить достойно зависит лишь от нас, это дело исключительно нашей ответственности.
Вот как, полагаю, нужно понимать эти загадочные слова, что «один берётся, другой оставляется». Делая одно и то же, живя в одном и том же мире, можно жить совершенно по-разному: замкнувшись и целиком посвящая себя преходящим благам; или бдительно и открывшись благам непреходящим. От этого зависит обретение нашей жизнью полноты смысла.
В этом смысле, конец света это его предел, внутренне присущее ему ограничение, проявляющееся в нашей смертности. Все мы должны умереть, и для каждого это конец света. Равно как мы не знаем, когда будет конец света, не знаем мы изначально и когда случится наша смерть. И если бы нам удалось это узнать (как в случае неизлечимой болезни, способной толкнуть нас на поиски альтернативных средств или, по крайней мере, на то, чтобы подобающе себя подготовить), это походило бы на провозвестие конца света в стиле текущего экологического кризиса: словно угроза исчерпать энергетические ресурсы или какая угодно угроза, способная обязать нас принять меры и начать жить по-иному. В любом случае, осознание всего этого и старание жить окончательными ценностями (истиной, благом, праведностью и справедливостью, верностью, любовью…) устанавливает связь между нами и источником жизни, тем, Кто её превосходит – связь с Богом, Который приходит к нам во Христе. Если так посмотреть, то мы понимаем, что второе пришествие (конец света и суд) это не нечто грозное и ужасное. Напротив, Иисус грядёт как спаситель, искупающий нас от конечности, от смерти и зла во всех их разновидностях. Встреча с Ним – это радостная новость, весть надежды и утешения, ведь это значит, что грех, зло и смерть были Им побеждены, и если Он грядёт, то грядёт для того, чтобы и нас соделать участниками Его победы.
В этом смысле, мы можем говорить ещё об одном, третьем пришествии Господа. Третье оно не в хронологическом смысле, а в способе осуществления, поскольку ставит во взаимосвязь первое (на коем зиждется) и второе (к коему тяготеет). Это повседневное пришествие Христа в провозглашаемом в литургии Слове, в евхаристических Хлебе и Вине, в таинстве прощения, в присутствии в нам подобных – особенно, в нищих, через которых Он призывает нас к служению любви. Эти повседневные пришествия, делающие Бога, Христа, доступным всякому желающему встретиться с Ним, подобны заре, возвещающей, что день (спасение) близко и что мы должны уже потихоньку пробуждаться, ведь мы не можем более жить в оцепенении ночного сна. Пробудиться, подготовиться, облечься в подобающее пришествию света оружие – всё это означает начать жить уже сейчас как днём, подготовить и пускать в ход «оружия света», ходить при свете Господа, предвосхищать в нашем способе жить, строить отношения, находить решения разногласий гармонию, мир и полноту, к которым мы стремимся и которые, благодаря Христу, уже рядом: упражняться жить в мире, а не в войне, обращать мечи в орала, а копья – в плуги. Будучи внимательны к этим различным формам «третьего» пришествия, мы, давая свидетельство, радушно встречаем первое, подобающе готовясь ко второму и окончательному.
Перевод: Денис Малов cmf
Священник Хосе Вегас: Два пришествия (и ещё одно третье)
