Литургический год завершается торжеством Христа Царя. Таким образом литургия очень живо изображает нам, что в самом конце Бог, Благо, Истина и Жизнь восторжествуют над, казалось бы, неодолимыми и непреодолимыми силами зла, лжи, несправедливости и смерти. В действительности же, она говорит гораздо больше: что Христос уже победил, что Он уже Царь Вселенной и что эта победа, вопреки всей видимости, уже действует в истории. Вот что говорит в завершении года литургия и служащая её Церковь. Но несложно найти возражения тому, что выражает Церковь в литургии, как и против такого способа выражения. Начнём с последнего.
Почему, чтобы провозгласить финальную победу Христа, нужно использовать титул царя? Не означает ли это подражать обычаям этого мира, желаниям утвердить власть над другими: ведь где есть победа, должны быть и побеждённые, а где есть цари, необходимо должны быть и подданные, рабы?
На самом деле, применять титул царя, невзирая на, кажется, имеющиеся у него политические аллюзии, не лишено смысла. В отличие от иных могущих всплыть в памяти политических званий (президент, премьер-министр), титул царя говорит о власти не в силу делегирования, а по праву, в силу собственного происхождения. И если, что возможно, кто возразит, что сегодня как раз никто или почти никто не верит в подобную власть, ведь даже те монархии, что ещё остались, требуют народного согласия для своего узаконивания, можно ответить, что да, так и есть, и что, собственно говоря, только Христос – царь по праву, а не в силу делегирования, ведь Он первенец всякой твари, образ Бога невидимого, сын Вечного Отца. Если, несмотря ни на что, образ монархии по-прежнему производит у некоторых отторжение, стоит поразмыслить над тем, что нам говорит сегодня Слово Божие, чтобы понять, что здесь речь идёт о владычестве весьма необычном, в котором формальное сравнение помогает скорее отметить различия, нежели проследить параллели. Не об подражании стоило бы говорить, а скорее о контрасте и противопоставлении.
Св. Лука дивным образом выразил это в прочтённом нами евангельском отрывке, изобразив сцену восшествия на престол с совершенством, которому нет недостатка в деталях. Народ созерцает действо с определённого расстояния; престол, на котором восседает царь, окружают гражданские и военные власти – единственные, кто могут обратиться к царю напрямую; хотя и среди них выделяются ближайшие советники, говорящие с ним с глазу на глаз, без церемоний и посредников. Эта формальная сцена, изображённая св. Лукой вполне намеренно, наполняется таким содержанием, которое мало общего имеет, если вообще имеет, с панегириком монархии или любой другой политической системе. Здесь использованная аналогия работает от противного, ведь речь идёт кое о чём полностью противоположном. Издали взирающий народ не приветствует царя ликованиями, но сперва требует казни Иисуса (ср. Лк 23, 18), хотя, как указывает тот же св. Лука, потом увиденное повергло его в скорбь («народ… возвращался, бия себя в грудь»).
«Гражданские и военные власти» это верховные судьи иудеев и римские солдаты, оскорбляющие Иисуса, искушая Его, так же, как дьявол в пустыне («если Ты Сын Божий…»), чтобы Он воспользовался властью ради личной корысти. Ближайшие советники – это преступники, один из которых издевательски поносит Его. Царю, о котором мы говорим, престолом служит крест, орудие мучений и казни преступников и рабов. Даже надпись словами греческими, римскими и еврейскими, гласящая: «Сей есть Царь Иудейский», не перестаёт нести груз иронии, бесславящий не только предполагаемого царя на его странном престоле, но также (тут римляне, конечно же, не упустили возможности) и народ, имеющий такого царя. Церковь и литургия, говоря, что Иисус – Царь и что Он одержал победу, ставят перед нами такое изображение его царского достоинства и победы, которое не может оставить места ошибкам и подражанию.
Если быть провозглашённым Царём означает быть превознесённым, возвыситься, то ясно, что «возвышение» Иисуса совершенно иного рода. В Евангелии от Иоанна говорится о кресте как о «вознесении» и «прославлении». У св. Луки об этом не говорится, но взору открывается то же самое. Если возвышение означает поставить себя над другими, то у Христа это означает, напротив, снизойти, унизиться, принять образ раба (ср. Флп 2, 7-8). Здесь мы полностью понимаем слова израильтян Давиду, когда они предлагают ему стать их царём: «Мы – кости твои и плоть твоя». Иисус не из тех царей, что ставят себя выше; Он делает себя равным, принимает нашу собственную плоть и кровь, нашу слабость и уязвимость. По той же самой причине вместо того, чтобы навязать свою власть и подчинить всех остальных силой и мощью, Он Сам подчиняется, преподносит себя в дар, предаёт себя.
А теперь мы можем понять новую оригинальную и исключительную черту царского достоинства Христа: невзирая на то, что Он единственный царь по праву, он, в то же время, наиболее демократичен, потому что Иисус – Царь только для тех, кто хочет принять Его таковым. Вновь из первого чтения мы понимаем, что полнота смысла свободного избрания царя Давида израильтянами существует только во Христе. И правда, пока длятся страсти столь странного царя, как о том повествует св. Лука, появляются персонажи, которые избирают Его и принимают, невзирая на его ужасающую судьбу или именно ради неё: среди народа – жёны, плакавшие и скорбевшие о Нём (ср. Лк 23, 26), и другие жёны, вместе со знавшими Его державшиеся подле Креста (ср. 23, 49); среди «гражданских и военных властей» – Иосиф Аримафейский, испросивший тела, и римский сотник, исповедовавший праведность Иисуса и прославивший Бога (ср. 34, 47.50-53). А также, наконец, один из «ближайших советников», благоразумный разбойник, который, излагая свой случай, вместе с тем признал Царствие, которое обыкновенные человеческие глаза неспособны узреть (ср. Лк 23, 40-43).
Все те, кто принимают Иисуса как Царя и верят в Его победу, не соблазняясь о крестном престоле, не становятся ни подданными, ни рабами, а, напротив, обретают полную свободу. Потому что победа Христа – не над кем-то, здесь нет побеждённых и подчинённых, но победа эта (в Его собственном теле, в Его плоти – такой же, как наша, не станем забывать) – над грехом и смертью, а потому – на благо каждому. Будучи царём по праву (первенцем всей твари), Иисус завоевал царское достоинство, которое благодаря тому, что мы – одной плоти, достигает каждого из нас: Он – первенец из мёртвых. И таково гражданство и свобода, которые мы обретаем, когда свободно принимаем Его как царя: искупление, прощение грехов, примирение с Богом и со всем творением.
В действительности, признавая этого странного царя-победителя на крестном престоле, мы и сами обращаемся не только в граждан Царства, но и в царей – конечно же, в царей наподобие этого признанного и исповеданного царя: в царей, что смиряют себя, чтобы служить, приносящих себя в жертву ради блага других, всецело отдающих себя, но не навязывающих подарка, ведь то, что они, как Иисус, готовы отдать, это их собственная жизнь. Мы можем совершать это многими способами: как жёны иерусалимские, пожалевшие страждущего, или как жёны, следовавшие за Ним от самой Галилеи и бывшие с Ним и в радости, и в горе; или как Иосиф Аримафейский или сотник, принесшие без страха исповедание перед враждебным и опасным окружением; или как благоразумный разбойник, ухватившийся за Царствие в последний миг… Однако важно то, что поступая так, мы сами, все мы, каждый из нас согласно своим биографическим обстоятельствам и личному призванию, обращаемся в царей, потому что мы становимся видимыми образами Того Царя, Который, в свою очередь, есть образ Бога невидимого. И поскольку глубочайшая истина человека — это быть образом Божиим, таким путём мы становимся теми, кем мы воистину являемся.
Царствие, о котором говорит Иисус, в котором Он Сам – царь, это Царствие не от мира сего, но оно этому миру не чуждо. В ответ на просьбу благоразумного разбойника Иисус поступает не как бюрократы царств и республик, откладывающие просьбу «ad calendas graecas», но рассматривает прошение незамедлительно: «ныне же будешь со мною». Это «ныне» говорит о том, что Царствие Божие, царствование Христово, уже началось, и как раз на кресте. А мы, молящиеся каждый день, чтобы это Царствие пришло, можем вступить в Него уже сейчас, «ныне»; порой возле креста (ведь таков к нему входной ключ), но всегда в надежде радоваться потом, полностью примирённые, Божьему вечному «ныне».