Синодальный процесс: безопасное пространство обсуждения для уязвимых людей

Первичное уточнение

Мы все уязвимы. Наверное, у нас у всех есть печальный опыт непонимания близкими, опыт отторжения, переживания одиночества, непохожести или просто бессилия.
Кто-то умеет с этим справляться. Но надо помнить, что у других может не получаться, и тогда в общении может возникнуть преграда.
Такие преграды не всегда легко преодолимы, но можно пробовать не воздвигать дополнительные.

Главная задача

Каждому из нас есть, что рассказать и чем поделиться с другими. У каждого есть свой уникальный опыт размышлений и переживаний.
Если я хочу, чтобы мой опыт был интересен другим, то надо, чтобы и чужой опыт стал важен для меня.
А для этого надо совершить одно минимальное усилие: надо выслушать.
И это очень трудно, потому что своё рвётся наружу. И ещё трудно потому, что если я буду слушать, то уже не буду говорить. И я же их слушаю, а почему же они меня нет?
Вырваться из замкнутого круга можно только самому: я готов слушать, мне интересно, я не буду перебивать.

Групповое вслушивание

Ведущий группы с общей помощью должен пробовать организовать два процесса:
— чтобы говорящего слушали (то есть не перебивали);
— чтобы захотелось говорить и тем, кто молчит (то есть и наиболее уязвимым).

В разных группах ситуация разная. Есть такие, в которых сложилась доверительная обстановка. И это не всегда облегчает понимание, так как при хороших отношениях люди могут, не боясь испортить отношения, перебивать друг друга; могут уходить в разговоры о посторонних и потусторонних темах или просто рассказывать анекдоты, касающиеся ситуации. Тогда нужны правила и нужно следить, чтобы их не нарушали. Тогда нужны технические приёмы для организации последовательного обмена мнениями (например, говорит тот, к кому прикатился колобок).
А есть группы, в которых люди, может, и знакомы, но чаще по спинам, которые видят на скамейках в храме перед собой, или по глазам над маской во время приветствия мира. Тут чем меньше формальностей, тем лучше. Пусть лучше кто-то перебьёт другого или затянет свой рассказ – хорошо то, что человек начал говорить. За дисциплину и порядок возьмёмся позднее. А если и вводить правила, то пусть они будут посмешнее: например, говорит только тот, у кого в руках кабачок. При этом говорящий в какой-то момент кабачок может и отложить – при дружеской беседе нам же нужно жестикулировать.

Не правила важны, а то, чтобы они помогли высказаться другому.
Не мне – а другому. И даже если мне не удастся сказать что-то важное и правильное, то ничего – оно будет полезно только тогда, когда меня захотят слушать. А для этого я должен слушать других.

Подсказка

Пусть разговор будет похож не на комсомольское собрание 70-х годов, а на ночной разговор у костра в два часа ночи. Что там было: тепло огня, жареная картошка, скрип ели, чужая куртка на плечах? Мы не в лесу – но что мы можем сделать такого, чтобы этот костёр согрел нас сейчас? Для начала хотя бы вскипятить чай и намазать бутерброды. (И даже можно вполне обойтись без заначенной в палатке бутылки портвейна).

Ведущий

Мы все равные. И уязвимый человек чувствует острее нарушение равенства. Только чувствует это он со своей стороны: «А почему мне кто-то указывает?» (хотя никто не указывал); «А почему меня учат?» (хотя учителей не было); «А почему так смотрят?» (даже если все закрыли глаза – «Вот-вот, даже смотреть на меня не хотят!!»).
Поэтому хорошо, если группу ведёт авторитетный человек. Священник – очень хорошо. Мирянин – вообще прекрасно (это даёт возможность священнику при острой проблеме выйти из сумрака и уравновесить ситуацию).
Авторитетный – то есть такой, которого невозможно представить оскорбляемым тобою; который говорит противоположное общему, а люди иронически смотрят или с возмущением, но при этом понимают, что тут надо задуматься – ведь он же не просто так говорит…
Авторитетный человек может смягчить остроту напряжения не своими парапсихологическими или коучинговыми способностями, а спокойной мудростью и опытом собственных поражений, которому доверяешь.

Главная опасность

Есть уязвимые люди. И есть уязвимые группы. Мы можем считать, что их нет. Но они так не считают.
А у окружающих могло сложиться про них устойчивое мнение. И про их проблемы («да ладно! Разве это проблемы!»); и про их образ жизни («Это они-то будут учить меня добродетели?!»); и про их умственные способности («Слушать просто смешно…»).
Но если мы пришли с готовым решением, с твёрдой несгибаемой оценкой, то и приход наш будет малоценным (приход в обоих смыслах).
И тогда не произойдёт главного: я не изменюсь. Сначала, после восприятия голосов других, что-то должно измениться во мне. Не в Церкви, не в епархии, не в приходе (уже именно в церковном смысле) – а во мне. И в этом случае появится реальный шанс, что поменяется и жизнь в Церкви — то, ради чего и затевался синодальный процесс.
Разумеется, если человек достиг совершенства в понимании себя, людей и Бога, ему это не требуется.
Но если я уйду после встречи с одним возникшим вопросом, то это ценнее возвращения, переполненного старыми ответами.

Искушение нашего времени

Не нужно играть в психологию. Опасность игры в психологию в том, что за следованием вполне разумным правилам и использованием логичных приёмов может потеряться главное.
Услышать нужно, чтобы понять и помочь. Уязвимому человеку плохо. Значит, должно что-то измениться. И значит, мы можем пробовать помочь.
Но психологические приёмы могут создать достаточно комфортную безопасную обстановку, после которой никто не уйдёт обиженным – но вернётся обратно к себе, к своим проблемам и переживаниям.
Надо помнить, что создание дружественной атмосферы нужно не для того, чтобы всех успокоить и избежать драки на поварёшках. Это нужно для того, чтобы человеку захотелось сделать следующий шаг: прийти ещё раз… послушать другого… услышать возражение… пережить непонимание – но уже непонимание от тех, кому уже доверяешь.

И поэтому – самое главное

Не надо торопиться. Мы встречаемся не для отчёта в Ватикан. Мы ничего не изменим за одну встречу – месяц – год.
Мы можем сделать шаг (за год, за месяц, даже за одну встречу). И если каждый попробует сделать шаг, то сумма шагов окажется достаточной, чтобы преодолеть пропасть, в которую всё летит, движимое банальной силой земного мирского тяготения, и из которой можно выбраться, только взявшись за руки.

Евгений Крашенинников, член Епархиальной Синодальной группы,
Москва